Laudano Nero Tiziano Terenzi: дым над крышами Парижа

 

Первая и главная ассоциация с ладанными ароматами - церковь. Какая угодно: католическая, православная, буддийский или синтоистский храм... В общем, что-то, связанное с духовностью, умиротворением, очищением. И надо сказать, что нишевая парфюмерия нас во многом к такому восприятию приучила - культовая серия Incense CdG тому пример. Да и личный опыт многих тысяч пользователей парфюмерии тоже накладывает отпечаток: сложно найти человека, который хотя бы раз за всю жизнь не зашёл хотя бы в один храм. А ладан там повсюду.

Религиозные ладаны прекрасны, но это не единственный вариант их применения в парфюмерии. Порой их вписывают совсем в иные пейзажи и интерьеры, не менее интересные. 

Laudano Nero Tiziano Terenzi только называется "чёрным ладаном" (точнее, как меня поправили - опием; laudano - это именно он, и здесь добавляется ещё один уровень смысловой игры) - на самом деле аромат вовсе не выстроен вокруг этой ноты. Но она тут очень важна - потому что ладан часто "работает" для ощущения дымности; не сугубо ладанного дыма из кадильницы, но "дыма вообще". А рассказать эту историю без дыма было никак невозможно. 

И это история... про Париж. Внезапно, правда? И не просто Париж, а богемный город belle epoche - город с картин Ренуара. Правда, я тут бы в первую очередь вспомнила Камиля Писарро - Ренуар был больше про людей, чем про городские пейзажи, хотя умел и их.

Париж Камиля Писарро

Париж Ренуара

Дыма в прекрасных городах индустриального XIX века было много. Дыма печных труб в первую очередь - именно они создавали в Лондоне его знаменитый "смог, сэр". Сейчас, конечно, нам понадобится машина времени, чтобы узнать, чем же там на самом деле пахло - но тут у нас есть хотя бы попытка реконструкции. 

Laudano Nero начинается с дыма - но скорее табачного, зависшего под потолком и въевшегося в старую потрёпанную мебель дешёвой забегаловки, где пьют абсент и спорят об искусстве - и делают это, конечно, мужчины. Потому что с самого начала аромат задаёт вектор мужского пряного фужера, с ароматическими травами при поддержке кедра, и ещё с намёком на запах тела - как это умеют мужские пряные фужеры.

Но потом наш герой выходит на шумный Монмартр - и тут его встречает дым. Дым из труб (у нас тут, кажется, поздняя осень, и моросит мелкий дождь), дым разведённых на перекрёстках костерков, у которых греются уличные артисты - жонглёры и шпагоглотатели, дым тлеющих листьев в парках... А еще кожаная сбруя запряжённых в коляски лошадей и их же разгорячённые спины, сырая холодная земля немощёных переулков и - куда же деваться - запах ладана из-за приоткрытых церковных дверей...

Но наш герой не заходит в церковь. Он кружит многолюдными парижскими улочками - фланирует, по выражению Бодлера. У него нет цели, в его голове играет выпитый абсент, и вся его жизнь - только дым и горькие травы...

Возможно, наш герой - это Оскар Уайльд, после Редингской тюрьмы доживавший свои последние невесёлые годы жизни в Париже. Возможно - сам Бодлер или его юный наивный протеже Рембо. В любом случае счастливого финала у этой истории не будет. Как не будет её у блестящей belle epoche.

Это очень интровертный аромат - на сайте пишут верно. И он очень серьёзный, лёгкости в нём нет. Но меня он зацепил настолько, что я написала этот пост и, пожалуй, буду хотеть флакон. Когда-то я захотела отливант с ним из-за названия и своей любви к ладану. Теперь я люблю его за другое - за картинку, атмосферу, настроение и эту трагическую серьёзность. И за напоминание о том, что ладан - это не только церковь.