На полке "ароматного Я" (так - не совсем точно - перевели signature scent, "аромат-подпись") в моем профиле на Фрагрантике уже много лет стоит Sarrasins Serge Lutens. Тому есть много причин, и я хочу о них рассказать.
Когда-то я уже упоминала, что от запаха жасмина я теряю волю. Так вот, "Сарацины" - это жасмин, которому вообще нельзя сопротивляться, в его обществе сопротивление не то что бесполезно - оно просто не предусмотрено в меню. Он теплый, густой, басовый, горько-сладкий, заполняющий все складки пространства-времени и все мозговые извилины. Мускусная, с откровенно животным оттенком подзвучка делает его мощным, как церковный орган, - и в то же время не тяжелым. Жасмин просто захватывает твой воздух для дыхания, сообщая, что теперь ты будешь дышать им. И что характерно - это хочется делать еще и еще. И чем дальше, тем больше: Sarrasins - из тех редких ароматов, что со временем на горячей коже усиливаются, а не испаряются.
По замыслу Sarrasins, как многое у Лютенса, - дерзкий эксперимент "Сделай знакомое странным": взять белый жасмин и сделать его черным, как ночь, в которой он цветет. Если играть в синестезию, он действительно черный, а не фиолетовый, как жидкость во флаконе. При желании можно почувствовать в этом жасмине оттенок чернил, но это тоже часть игры: восприятие запахов - штука хрупкая и очень подверженная посторонним влияниям.
Название, понятное дело, отсылает в сказочную Мавританию и вполне реальное Марокко, где живет Серж Лютенс. Но для меня это навсегда - не "арабская ночь, волшебный восток", а совсем другая ночь в другом городе.
Десять лет назад я была в Париже. Ровно сутки, по работе - я работала в глянцевом журнале, и такие командировки были едва ли не лучшим, что со мной случалось в то время. С девяти утра до девяти утра следующего дня. В пятницу.
В эти сутки вместился Лувр (отель, в котором меня поселили - в маленьком номере под самой крышей - был в старом Париже, за углом от Лувра), Елисейские поля de l'Etoile a la Concorde, селфи на фоне Эйфелевой башни (селфи тогда уже были, а слова не было), весь Париж с крыши Tour de Montparnasse, капучино в кафе напротив "Комеди Франсез" и божоле нуво в баре напротив отеля, названий которых - ни бара, ни отеля - я не запомнила.
И интервью с Сержем Лютенсом, ради которого я и летела.
Лирическое отступление. Десять и более лет назад я не была парфманьяком и близко. Отношение к ароматам у меня было сугубо инструментальное, на полочке стояли три парфюма (как сейчас помню - In Red Armand Basi, Incanto Salvatore Ferragamo и Hot Couture Givenchy), я была уверена, что мне нравятся цветочные ароматы, и на этом всё. Соответственно, пиетета перед парфюмерами и криэйторами брендов у меня никакого не было.
С Лютенсом мы разговаривали на втором этаже его бутика в Пале-Рояль, за столом с ароматами. Втроем с переводчиком. Говорили не только и не столько о парфюмерии - у Лютенса богатая биография, он начинал во французском Vogue фотографом в увлекательных 1960-х, работал в Японии с Shiseido и вообще отлично проводил время задолго до своего бренда. А потом я задала вопрос, ответ на который перевернул мой взгляд на парфюмерию.
Когда-то я уже упоминала, что от запаха жасмина я теряю волю. Так вот, "Сарацины" - это жасмин, которому вообще нельзя сопротивляться, в его обществе сопротивление не то что бесполезно - оно просто не предусмотрено в меню. Он теплый, густой, басовый, горько-сладкий, заполняющий все складки пространства-времени и все мозговые извилины. Мускусная, с откровенно животным оттенком подзвучка делает его мощным, как церковный орган, - и в то же время не тяжелым. Жасмин просто захватывает твой воздух для дыхания, сообщая, что теперь ты будешь дышать им. И что характерно - это хочется делать еще и еще. И чем дальше, тем больше: Sarrasins - из тех редких ароматов, что со временем на горячей коже усиливаются, а не испаряются.
По замыслу Sarrasins, как многое у Лютенса, - дерзкий эксперимент "Сделай знакомое странным": взять белый жасмин и сделать его черным, как ночь, в которой он цветет. Если играть в синестезию, он действительно черный, а не фиолетовый, как жидкость во флаконе. При желании можно почувствовать в этом жасмине оттенок чернил, но это тоже часть игры: восприятие запахов - штука хрупкая и очень подверженная посторонним влияниям.
Название, понятное дело, отсылает в сказочную Мавританию и вполне реальное Марокко, где живет Серж Лютенс. Но для меня это навсегда - не "арабская ночь, волшебный восток", а совсем другая ночь в другом городе.
Десять лет назад я была в Париже. Ровно сутки, по работе - я работала в глянцевом журнале, и такие командировки были едва ли не лучшим, что со мной случалось в то время. С девяти утра до девяти утра следующего дня. В пятницу.
В эти сутки вместился Лувр (отель, в котором меня поселили - в маленьком номере под самой крышей - был в старом Париже, за углом от Лувра), Елисейские поля de l'Etoile a la Concorde, селфи на фоне Эйфелевой башни (селфи тогда уже были, а слова не было), весь Париж с крыши Tour de Montparnasse, капучино в кафе напротив "Комеди Франсез" и божоле нуво в баре напротив отеля, названий которых - ни бара, ни отеля - я не запомнила.
Селфи на фоне башни. Накануне я не спала всю ночь - самолет был в 7 утра, и я, чтоб точно не опоздать, поехала в аэропорт с ночи.
И интервью с Сержем Лютенсом, ради которого я и летела.
Лирическое отступление. Десять и более лет назад я не была парфманьяком и близко. Отношение к ароматам у меня было сугубо инструментальное, на полочке стояли три парфюма (как сейчас помню - In Red Armand Basi, Incanto Salvatore Ferragamo и Hot Couture Givenchy), я была уверена, что мне нравятся цветочные ароматы, и на этом всё. Соответственно, пиетета перед парфюмерами и криэйторами брендов у меня никакого не было.
С Лютенсом мы разговаривали на втором этаже его бутика в Пале-Рояль, за столом с ароматами. Втроем с переводчиком. Говорили не только и не столько о парфюмерии - у Лютенса богатая биография, он начинал во французском Vogue фотографом в увлекательных 1960-х, работал в Японии с Shiseido и вообще отлично проводил время задолго до своего бренда. А потом я задала вопрос, ответ на который перевернул мой взгляд на парфюмерию.
Как к
вам приходят идеи новых ароматов и как они воплощаются в жизнь?
Процесс создания аромата – это передача мыслей
посредством запахов. Аромат должен соответствовать тому, о чем я думаю, когда
создаю его. Например, я вижу дерево. Моя задача – воплотить посредством аромата
идею этого дерева, каким я его увидел и какой его образ я создал в своей
голове. Это самое трудное. Нужно, чтобы вы, вдыхая этот аромат, чувствовали
именно то, что я хотел, чтобы вы почувствовали. Иногда на воплощение идеи
уходит год, иногда – десять лет. Бывает, что трудно найти ключ к аромату – и
тогда я могу десять лет искать главный ингредиент.
Мне
кажется, что такая работа напоминает труд писателя.
Да, я тоже думаю, что это очень похоже.
Аромат, как и текст, должен быть предельно точным. Его задача – воплощать
какую-то идею, что-то выражать собой, сообщать новое. Просто делать духи, чтобы
добавить еще один запах к тем, что уже есть, не имеет никакого смысла.
Относиться к аромату как к тексту, рассказу, истории - так я раньше не умела и вообще не представляла, что так можно. Но после этого интервью все изменилось - то, о чем и как я пишу в этом блоге, во многом случилось благодаря мсье Лютенсу. Он, кстати, в жизни совершенно обворожительный - вовсе не тот загадочный интроверт, какого можно себе представить по текстам-описаниям ароматов и по его образу жизни (в своем дворце в Марокко он живет сам-один, и ему никто не нужен).
После интервью я, конечно, перенюхала все запасы бутика. Бодрая мадам, которая там была за старшую, спросила, какой аромат мне больше всего понравился. Так как на тот момент я уже была жасминозависимая, то указала дрожащей рукой на Sarrasins. "Отлично, мы пришлем его вам в отель!" - заявила мадам. Я подхватила двумя руками падающую челюсть и выдавила какое-то невнятное merci bien.
И прислали.
Аромат с тех пор пережил много моей любви и один небольшой распив, но и того, что осталось, еще хватит на пару лет. Если я не смотаюсь в Париж раньше.
вот он, драгоценный
